— Кто это? — увидев в своей каюте незнакомого человека, быстро и резко спросил Марцелл.

— Я… мы… — сбивчиво начал было Крисп, но отец даже не стал и слушать его.

— Я спрашиваю, как он оказался здесь! Почему в нашей каюте — посторонний? — Он оглянулся, явно намереваясь позвать стражу, но Плутий Аквилий сделал шаг вперед и, с почтительным поклоном, протянул ему… послание к отцу Нектарию!

Марцелл взял канделябр, чтобы ярче осветить написанное.

Крисп зажмурился от ужаса… Он ожидал самого страшного, но вместо этого неожиданно услышал деловитое бормотание отца:

— Легация… выдана чиновнику по снабжению восточных провинций… так, это нам не надо… Плутию Аквилию, в том, что он… впрочем, это тоже не важно…

Не веря собственным ушам, Крисп взглянул на отца и теперь не поверил своим глазам. Его лист папируса каким-то непостижимым образом превратился в подорожный документ, который, уже не так строго поглядывая на Плутия, изучал вслух Марцелл!

— … все лица, ответственные за обеспечение… ну, это мы тоже пропустим… обязаны предоставлять ему ночлег, питание и оказывать всяческое содействие… подпись… печать — все верно! — закончив читать, вернул он легацию Плутию. — Но что ты тут делаешь?

— Прости, господин! — с виноватой улыбкой спрятал документ Аквилий. — Скоро порт, мне нужно было составить небольшое донесение своему начальству, а папируса и письменных принадлежностей, как назло под рукой не оказалось. К счастью, твой достойнейший сын, узнав о моей нужде, любезно согласился помочь мне, и…

— Надо было попросить об этом меня или капитана! — недовольно прервал его Марцелл.

— Как я мог беспокоить чиновника столь высокого ранга! — всплеснул руками Плутий Аквилий. — Ты и так выручил меня, приняв на борт курьерского судна. А отвлекать триерарха во время плавания — значит, лишний раз подвергать бесценный груз императорской почты и пассажиров опасности!

Марцелл не нашел что возразить на такие слова. Вспомнив про эдикты, он повернулся к сумке, быстро пересчитал свитки, проверил печати… Убедившись, что всё на месте, он окончательно помягчел, но на всякий случай все же спросил:

— Крисп, это так?

Меньше всего уже ожидавший, что его будут о чем-то спрашивать и тем более не готовый к тому, что придется лгать, Крисп растерялся и промолчал.

— Крисп? — не понял Марцелл.

— Что, отец?

— Я спрашиваю, то, что сказал этот господин — правда?

Крисп с трудом, словно его шея вдруг стала каменной, кивнул. Но отца это не устроило.

— Не слышу! — повысил он голос.

Крисп внутренне сжался, мысль его лихорадочно заметалась в поисках выхода, однако времени на раздумье не было. Марцелл уже с возрастающим подозрением смотрел на сына. И тогда Крисп, пытаясь оправдать себя тем, что защищает отца Нектария и того же Плутия, не в состоянии противиться страху перед разоблачением, через силу выдавил:

— Да… отец!

Сказал, и… ничего не изменилось вокруг.

Морская пучина не разверзлась и не поглотила Криспа вместе с отцом и вынудившим его на ложь Плутием. С неба не обрушился черный смерч и не унес его за собой. Не поднялась над судном грозная волна, чтобы навсегда смыть его с лица земли…

Наоборот — всё также ярко горел, потрескивая фитилями светильников, канделябр… тихо плескалась о борт игривая волна… И Марцелл уже почти дружелюбно говорил Плутию Аквилию:

— Все в порядке. Можешь идти. Прости за то, что подверг тебя допросу — сам понимаешь, служба! А донесение свое можешь написать в капитанской каюте. Я отдам распоряжение Гилару!

Плутий Аквилий незаметно подмигнул Криспу, давая понять, что их договор остается в силе, и вышел из каюты. Оставшись наедине с сыном, Марцелл, вспомнив то хорошее, с чем пришел, с улыбкой сказал:

— А ведь у меня приятная для тебя новость, сынок! Этот Плутий Аквилий прав — завтра утром мы действительно приходим в порт. И не в какой-нибудь, а — в Афины! И у нас с тобой будет целый день на осмотр этого величайшего, после Рима, конечно, города всех времен и народов.

— Но, отец…

— И слушать ничего не хочу! Я проведу тебя по самым интересным и красивым местам, мы зайдем в лучшие лавки, посетим амфитеатр…

— Отец…

— … Я куплю тебе всё, что попросишь, ты сможешь посмотреть на всё, что захочешь, отведать всё, что пожелаешь! Лучшая одежда, развлечения, яства!.. — не слушая, продолжал Марцелл. — Пойми, я хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься! Ведь боги или, как ты там говоришь — Бог, для чего-то же дали людям всё это!

Последние слова отца показались Криспу убедительными. Конечно, отец Нектарий, нашел бы, что ответить на это Марцеллу. Да так, что тот и думать забыл бы про своих богов! Но сейчас он бы далеко. К тому же, в голове Криспа вдруг мелькнула лукавая мысль.

Он быстро взглянул на отца и согласно наклонил голову:

— Хорошо. Я… согласен!

— Что? — с подозрением посмотрел на него Марцелл, никак не ожидавший столь быстрого согласия сына.

— Согласен! — повторил тот. — Но… при одном условии. Когда мы вернемся, ты поговоришь с отцом Нектарием. Я тоже хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься!

— И о чем я должен с ним говорить?

— Ни о чем! Тебе даже не нужно будет ничего говорить! Просто придешь и поглядишь… то есть, послушаешь!

— Ну, если так, то ладно.… Приду и посмотрю! — усмехнулся Марцелл.

— Правда? — обрадовался Крисп.

— Обещаю! Хотя, думаю, после нашего возвращения, в этом уже не будет никакой надобности! — предупредил Марцелл и протянул сыну золотую монету. — Бери! Это тебе — на мелкие расходы!

— Что это? — не понял тот, никогда не державший в руках ничего больше серебряного денария…

— Римский ауреус. На него ты и сам сможешь купить в Афинах все, что захочешь! Я выбрал для этого самую полновесную, красивую монету и подписал ее тебе на счастье. На счастье и держи!

Золото ослепительно красиво блестело, притягивая взгляд. На одной стороне был изображен император. На другой — стоящая в скорбной позе женщина. Над ней было написано — «Дакия». В те времена не было газет, и информацию черпали из монет. По ним узнавали, кто стал новым императором, над кем он одержал очередную победу, а также о том, что он заболел, выздоровел или наоборот… Судя по этому золотому, Деций только что победил Дакию. Крисп принял монету, удивляясь её приятной тяжести, поднес ближе к канделябру и с благодарностью оглянулся на отца. Прямо под суровым профилем императора Деция на ней и правда была выцарапана небольшая «F» — первая буква латинского слова «счастье»…

«Тень молнии» стремительно приближалась к Афинам.

О том, что скоро крупный порт и длительная стоянка, теперь можно было догадаться и без слов Плутия или отца.

Несмотря на ранний час, команда корабля повеселела. Оживились и пассажиры. Матросы приводили в порядок палубу, надраивали до красного блеска медные части судна. Повар, накормив всех раньше обычного, чистил большой котел на керамической плите у основания мачты. Гребцы более энергично, чем всегда, налегали на весла. И, тем не менее, келевст поторапливал их, хотя и не пускал в ход свой сыромятный бич.

Наконец показался и сам порт, с видневшейся издалека статуей Афины, позолоченное копье которой блеснуло в первых лучах восходящего солнца.

Капитан сказал что-то кормчему, и тот налег на рулевое весло, давая паруснику новый курс.

Одна за другой слышались команды:

— Убрать паруса!..

— Малый ход!..

— Налечь на вёсла!..

— Полный ход!

— Сушить весла по правому борту!

— Убрать весла!

— Отдать якорь!

И наконец самое долгожданное:

— Спустить трап!

Крисп шел следом за отцом, сжимая в кулаке подаренную монету. Всю ночь и утро он провел неспокойно. У него было такое ощущение, будто кто-то столкнул его с высокой горы, и теперь он делал то, чего не надо было делать, и самое странное — был совсем не против этого! Он не мог понять, что происходит с ним, и это еще больше раздражало его. Закончилось всё тем, что, проходя мимо юнги, который, уже не глядя на него, старательно мыл поручни, Крисп вдруг вспомнил, сколько тот заставил его мучиться, ждать, страдать, и с такой злобой пнул медное ведро, что оно, разливая грязную воду, покатилось по палубе…